Привет из пионерского Зазеркалья

В нём нашли отражение все существенные моменты жизни поколения старшеклассников: первая (романтическая) влюблённость; завораживающие перспективы самим решать свою судьбу и выбирать профессию; к тому же бывших школьников привлекал и индивидуальный стиль автора, использование им молодёжного сленга тех давних лет, облегчавший сам процесс чтения. После этого романа у молодёжи, в том числе и у меня, на ура! шли все новые произведения Василия Аксёнова. И только один рассказ, мне помнится, я внутренне не принял – «Маленький Кит, лакировщик действительности».

В этом рассказе, «трёх с чем-то лет от роду» мальчик отличается тем, что переиначивает содержание сказочных книг с картинками в том плане, что из сказок исчезают плохие персонажи. Папа ему говорит, что на картинке волк съедает козлёнка, а сын упорно утверждает, что это не волк, а папа этого самого козлёнка, большой добрый козёл, и он не обижает маленького. Рассказ был опубликован в 1964 году. Тогда какое-то время в интеллигентной среде обсуждалась ставшая модной тема нонконформизма. Она прозвучала и в романе «Звёздный билет», где младший брат как бы решил идти по жизни своим путём, а не тем, которым шёл и призывал последовать его примеру старший брат, выбравший карьеру учёного. Я предположил, что Василий Павлович решил эту же тему как-то раскрыть на примере маленького мальчика, и посчитал это не совсем удачным ходом. Уж очень мало лет было этому Киту, чтобы он мог столь упорно оспаривать отца. К тому же мне импонировала смелость вчерашнего школьника взять собственную судьбу в свои руки, да и профессия рыбака мне представлялась весьма романтичной.

В общем я ощущал некое расхождение в этих произведениях в отражении «правды жизни». Мне представлялось, что «Звёздный билет» был к ней ближе, чем «Маленький Кит…» Гораздо позже я понял, что был не прав. Первый шаг к пересмотру своего мнения я сделал летом 1964 года. Да этого я уже три года проработал слесарем на заводе, и все это время мечтал съездить на море. Так вот поднакопил денег, получил отпускные и весь июль, месяц моего 18-летия, провёл в Сочи. И там был свидетелем разговора двух грузинских мальчиков. Один из них сказал другому, что у него деньги заканчиваются. Потом я этого мальчика спросил: «А что же ты будешь делать, когда денежки совсем закончатся?» Он абсолютно безмятежно ответил: «А ничего страшного. Бабушке позвоню, она пришлёт!»

И тут меня осенило: вот ответ на озадачивающий меня вопрос: видимо, у этих аксёновских мальчиков – москвичей, были свои денежные бабушки, на привычную помощь которых, по воле Василия Павловича, они, возможно подсознательно, рассчитывали, отправляясь на берега Балтики с небольшими деньгами, подводным ружьём. Ну а в случае конкретной необходимости можно, дескать, просто как-то подзаработать. Мне, рабочему человеку, уже привыкшему жить на собственные доходы, без оглядки на не особо денежную бабушку, такие расчёты показались смешными. Ну а сам роман «Звёздный билет» стал для меня просто неким мыльным пузырём, завораживающим глаза каким-то мишурным блеском.

К тому времени я уже понял, что истинных успехов в жизни достигают те юноши и девушки, которые не стихийно бредут по ней, но идут к выбранной цели осознанно, шаг за шагом, не боясь лишнего труда на своём пути. За прошедшие более чем полвека моей жизни, я в правильности этого вывода убеждался не один раз. В то же время рассказ «Маленький Кит, лакировщик действительности» я всё же вспоминал, обдумывал и пришёл к выводу, что в нём есть рациональное зерно. Осознание этого факта пришло ко мне значительно позже, но один из первых шагов на этом пути мне довелось сделать в пионерском лагере «Маяк» в подмосковном Софрино в июне 1981 года, когда я и начал складывать пазл на эту тему.

К началу января того года я уже пять лет после окончания факультета журналистики МГУ отработал на Иновещании Гостелерадио СССР. В один из декабрьских дней знакомый журналист предложил мне поехать на зимние детские каникулы «отдохнуть» в пионерском лагере.

– Как можно «отдыхать» в подобном заведении? В каком качестве?.

– Да очень просто, вожатым или педагогом в одном из отрядов. И никакой особенный педагогический опыт не нужен. Просто смотреть за детишками, чтобы они не слишком сильно шалили, гулять с ними на свежем воздухе, играть в футбол. Десять дней на всём готовом, это же просто прелесть, да ещё и зарплата на работе капает.

Я согласился, конечно, но не сразу, а он меня достаточно долго и настойчиво уговаривал, ну и уговорил. Позже я узнал, почему он был столь настойчив: ехать должен был он, уже опытный «управленец» детским коллективом, но по каким-то своим делам не хотел, упирался, и тогда профсоюзный комитет, членом которого он был, выставил ему такое условие: отстанем от тебя, не поедешь, если найдёшь себе замену. Вот он и нашёл меня… Впрочем, за эту «вылазку на природу» я не был в итоге на него в обиде. Всё так и было, как он мне рассказывал, случилась только одна «оказия», правда, он меня о ней предупредил.

– Ты давно уже не был в пионерском лагере, поэтому у тебя совершенно устаревшее понятие о том, чем и как забавляются современные «цветки жизни». Ты, конечно, думаешь, что они очень покладистые и послушные к указаниям старших, какими были мы в их возрасте. Но это не так, они стали жёстче. Взяли в моду привычку проверять вожатого ли, педагога ли на прочность, может ли он себя защитить? В прошлом году ребятки затеяли с вожатым этакую борьбу в снежном сугробе, навалились на него всей кучей и какие-то рёбра у него даже треснули.

Этот совет я учёл. И когда мои шалуны третьего отряда, а это были мальчики и девочки старше двенадцати лет, бросились на меня в атаку, я к ней был готов, всех расшвырял, а самого смелого, который как — бы незаметно проник мне за спину, и присел у моих ног, чтобы я через него кувыркнулся, пяткой пнул так, что он даже ойкнул, обиделся, но потом простил. «Экзамен» ребяткам был мною сдан, они пришли к выводу, что я настоящий мужик и достоин уважения. И в этом их уважении я убедился очень быстро — через полгода, когда встретился с ними в летнем пионерском лагере.

В мае 1981 года меня вдруг вызвали в местком, где вполне культурные интеллигентные люди «обрадовали» новостью: оказывается, они рассчитывают на то, что я, по итогам работы в зимнем лагере получивший высокую оценку своим способностям, отмеченным ещё и премией (её мне действительно вручили), являюсь опытным вожатым, в котором лагерь нуждается в летний период. Мол, мы на вас надеемся! Но это, конечно, ваше дело, но я – то «не хочу, не буду», с тем и ушёл. И что же, утром следующего дня, после окончания обычной рабочей планёрки, главный редактор всех сотрудников отпустил «строчить их нетленные материалы», а меня почему-то попросил остаться.

Я подумал, что сейчас получу срочное задание и приготовился его выслушать, но то, что он мне сказал, меня огорошило. Он попросил меня… «выручить редакцию». Дескать, пришла наша очередь отправить кого-то из сотрудников вожатым в пионерский лагерь на летние каникулы наших собственных детей, в профкоме меня считают «опытным» вожатым, и он, главный редактор, надеется, что я не подведу редакцию. «Я в тебя верю!» – сказал он. Ну, конечно, после таких духоподъёмных слов я не мог ему отказать, поскольку к тому же подумал, что он и своего сына хочет отправить в этот лагерь. Да, согласился!

Однако тут же, выйдя из начальственного кабинета, пошёл искать своего приятеля, который меня подставил. А он в ответ на мои гневные слова только смеялся. Среди многих фраз я ему сказал и такие:

– Ты понимаешь, за десять январских дней я даже не всех пацанов из своего отряда, а их было 16 человек, запомнил по именам. К тому же некоторые из них могут быть чем-то больны, не случайно же лагерь считается лечебно — оздоровительным. Ну как я буду с ними обращаться целых 39 дней, о чём ты меня раньше даже не предупредил.

– Да я и сам не придавал этому слишком большого значения, да, как ты видел, дети были не такими уж и больными. Ну, а что касается запомнить их по именам, так это проще всего. Зайдёшь в профком, там уже будет картотека на ребятишек, подберёшь в свой третий отряд из других отрядов по три – четыре Антона, Андрея, Петра, Василия. Они обычно кучкуются, если тебе что-то от них надо, просто громко скажи: Василий, если один из них есть поблизости, то обязательно обернётся, вот ты его и попроси сделать, что тебе надо.

Позже, уже в лагере я убедился, что совет был хорошим. Конечно, он мог бы дать мне и другие полезные советы, но не стал этого делать. Ограничился банальными пожеланиями: «Ну что ты, старик, кручинишься, сориентируешься по обстановке, где наша не пропадала?» «Да, – сказал в ответ я, – найти бы ещё такое место, где она на самом деле не пропадала?» Но первое испытание на не «пропадание» я прошёл где-то через неделю после начала моей миссии в пионерском лагере «Маяк».

На утренней субботней планёрке педагогического состава директор лагеря Василий Васильевич (Цап – Царапыч, так окрестили его ребята) сказал, что в воскресенье по нашему внутреннему плану мы проведём в лагере «День Труда». К нему надо хорошо подготовится, как можно красивее оформить строй отряда на линейке. И надо же, именно в этот день я был назначен дежурным по лагерю, а моя помощница именно на субботу и воскресенье взяла отгулы по домашним обстоятельствам. То есть вопрос с праздничным оформлением отряда мне предстояло решать самому. Я поинтересовался у старшего вожатого, где и у кого что-то красочное можно взять и посоветоваться по оформлению. Он отправил меня к художнице, но беседа с ней меня просто огорошила. По её словам, у неё не было ничего лишнего, чем бы она могла со мной поделиться, даже листка ватмана. Единственное, что она мне дала – это коробку анилиновых красок и две кисточки.

Да, надо было выкручиваться. Рядом с территорией лагеря была какая-то стройка, в субботу строители отдыхали. Там я нашёл небольшую квадратную фанерку и среднего размера квадратную палку с двумя гвоздиками. «Отличный дрын», — сказал мне резервный вожатый Александр Рейкарро. Подобрав валявшийся на земле осколок стекла, я сначала мокрой тряпочкой почистил фанерку и палочку от песка и грязи, подождал пока они подсохнут, поскреб стеклышком, потом вновь промыл и оставил сушиться. После ужина я привёл в туалет одного мальчика, который, по его словам, умел рисовать, положил подготовленную фанерку на подоконник и предложил красиво написать три слова «Труд – всему голова».

– Вообще-то, Валентин, «Хлеб – всему голова», с иронией поправил меня малец.

– Не вникай, Алексей. Напиши, пожалуйста, что я тебя прошу.

После планёрки, в половине одиннадцатого вечера, я зашёл в туалет, надеясь, что он уже всё нарисовал и лёг спать (отбой в 22.00), ан нет, работает. Слово «ТРУД» он нарисовал великолепно, даже снег пустил по верху букв, но… Но, во-первых, одно это слово заняло слишком много места на «полотне», для двух других его осталось слишком мало. А во-вторых, свою работу он не закончит и к утро, а если сейчас нас застукает в процессе творчества директор лагеря, то я естественно получу серьёзную взбучку за пацана. Отправил его спать, да и сам лёг.

Рано утром, до подъёма, подошёл к фанерке, полюбовался на красочно выписанное слово «ТРУД», взял на кисть красной краски, нарисовал тире и соразмерное буквам первого слова буквы третьего слова — «ГОЛОВА», а сверху, над тире, меньшим кеглем вывел «всему». Позже осторожно прибил фанерку гвоздиками к палочке, и всё, наглядная агитация готова.

Осталась более легкая задача, проследить, чтобы к празднику мальчики оделись приличнее, чем в обычные дни… Я думал, что тут меня наверняка не ждут никакие трудности. Вот ведь святая простота! После того, как они оправились, умылись, я в белой рубашке и с пионерским галстуком прошёлся по комнатам и предложил ребятам последовать моему примеру, надеть белые рубашки и красные галстуки. До сих пор не знаю, почему меня кондрат не хватил. Оказалось, что ни у кого из них с собой не оказалось ни того, ни другого. Один из них буркнул, другие поддержали: «А мама сказала: «Ты что, в пионерлагерь на свадьбу едешь? Ну зачем волку жилетка, чтоб в кустах её трепать?, Он не барин щеголять!»

(Признаюсь честно, просто их словам я не поверил, попросил трёх хлопцев показать мне содержимое их чемоданов. Белой рубашки не было ни в одном!)

Так мальчики и вышли на праздничную линейку кто в чём! Во главе отряда я поставил Алексея с нашим задорным транспарантом и ушёл! А ребята сами выстроились рядом с ним, во главе колонны, оттеснив девочек в конец построения. Потом я посмотрел на своих пацанов со стороны. Вид у них был потрясающий, как будто они готовились к съёмкам в ремейке фильма «Путёвка в жизнь». На «праздничном транспаранте» издалека можно было прочесть только два слова «ТРУД – ГОЛОВА», третье слово читалось только вблизи. Начальство стояло на трибуне, с удовольствием рассматривало колонны других пяти отрядов, украшенные бумажными гирляндами, какими-то большими нарисованными цветами, и ещё чем-то красочным. Но на мой отряд даже не смотрело, как если бы моих ребят совсем не было. На вечерней планёрке, были названы три лучших отряда, высказано восхищение их вожатыми, а о моей хевре и о моей роли в её организации деликатно умолчали. Ну, и на том спасибо!

Честно говоря, я подумал, что мои пацаны на недовольство начальства лагеря абсолютно не отреагировали, позже я понял, что они всё чётко заметили, и были готовы по-своему «ответить на выпад». И ответили, но это произошло уже в июле, позже одной интересной для меня встречи в конце июня.

Однажды на вечерней планёрке Цап – Царапыч сообщил, что ему звонили из милиции и попросили призвать весь персонал пионерского лагеря к усилению бдительности, внимательно отслеживать возможное появление некоего мужчины, которого уже заметили у других пионерских лагерей. И в случае его появления тут же извещать власти. На следующий день я как раз был дежурным по лагерю. Пока дети умывались и прихорашивались, я обошёл его территорию по периметру, тщательно осмотрел окрестности. Потом началась линейка, я как раз проходил мимо второго трёхэтажного корпуса, в котором располагались четвёртый, пятый и шестой отряды, и решил проверить всё ли в нём в порядке.

В корпусе было тихо и я уже было решил его покинуть, как вдруг услышал звук закрываемого окна. Стал просматривать комнаты. В одной из них оказался паренёк лет одиннадцати, в клетчатой рубашке, в годы моего пионерского детства их почему-то называли ковбойками. У него были очень умные глаза и мимически подвижные черты лица.

Меня, естественно заинтересовало, почему он не на линейке, но для установления контакта я задал простейший вопрос.

– Как тебя зовут?

– Антон.

«Ну вот и ещё один Антон!» – подумал я. В моём отряде Антонов было трое. Внутренне улыбнувшись, я задал следующий вопрос:

– У тебя что, нет белой рубашки?

– Почему нет? Есть!

– Ну, тогда скажи мне, пожалуйста, почему ты не вышел на линейку? Что, ты чем-то болен?

– Нет, я абсолютно здоров!

– Так в чём же дело?

– Да просто я считаю, что все эти построения абсолютно не нужны. Они же ничего полезного не дают ни уму, ни сердцу.

Признаюсь, что в этот момент я, конечно, был весьма удивлён. Надо же, одиннадцатилетний паренёк, в этом корпусе как раз были ребята этого возраста, рассуждает как этакий взрослый диссидент и вступать с ним в полемику мне надо сейчас же, не сходя с места. «Но всё же ты, мой юный друг, несколько лукавишь, – подумал я. – Ведь окно-то открывал, чтобы лучше видеть и слышать, что происходит на линейке. Значит всё-таки интересно?» Подумав так, я продолжил беседу.

– А скажи, Антон, может быть кто-то из более сильных ребят попросили тебя не ходить на линейку? Тебе угрожали?

– Никто мне не угрожал и никто не просил. Это я сам так решил!

Паренёк говорил со мной спокойным твёрдым тоном человека, привыкшего, общаясь со взрослым, не бояться и не стесняться высказывать свою точку зрения. «Ну, хорошо, золотой, – подумал я. – Сейчас буду испытывать тебя «калёным железом», чтобы выяснить, способен ли ты выслушивать и принимать мнение других людей».

– Понимаешь, в чём дело. Они тебе не угрожали и не просили, скорее всего потому, что им, наверное, нравится, стоя в строю на линейке, смеяться над тобой. Над тем, что ты совершаешь глупость, не выходя вместе со всеми другими ребятами на это построение, где происходит масса интересных событий. Но ты остаешься вне коллектива, то есть обедняешь свой внутренний мир. затормаживаешь своё внутреннее, интеллектуальное развитие! Вот в чём дело.

Тут я должен признаться, что обращаясь к одиннадцатилетнему мальчику почему-то говорил именно этими словами, но удивительнее всё же другое: он меня понимал. Иными словами, он был мальчик вполне интеллектуально развитый, начитанный, явно из интеллигентной семьи. Этот предполагаемый мною факт подтвердился очень быстро. Между тем, Антон серьёзно задумался над моими словами. Я его не подгонял с ответом, но когда он выдал свой вердикт, я был приятно удивлён. Мальчик сам сделал правильный вывод.

– Я буду ходить на пионерскую линейку.

– Ну, вот и хорошо, молодец, договорились.

Так наша дискуссия окончилась. Мальчик показал, что, имея собственную позицию, он способен спокойно выслушать слова оппонента и сделать правильный вывод, пойти на компромисс. В качестве одобрения я дружески обнял его за плечи и мы пошли в сторону столовой. Там нас обоих ждал сюрприз, для меня просто потрясающий. У здания столовой рядом с Цап-Царапычем стоял глубоко уважаемый мною актёр Юрий Васильевич Яковлев, в объятия которого тут же и бросился Антон. Он оказался его сыном, чего я конечно не знал, даже не предполагал.

Мы, зрители, известных артистов видим во всевозможных жизненных ситуациях, в своих ролях они нам демонстрируют самые разные человеческие лица, но их настоящие лица, отражающие их внутренний природный мир, мы в сущности почти не знаем. Да, мне повезло, я видел настоящее человеческое лицо Юрия Васильевича Яковлева в обычной, обстановке, оно было полно благожелательного отношения ко всему окружающему, к взрослым людям, детям, цветам, которые цвели на территории лагеря благодаря каждодневному труду и усилиям жены начальника лагеря. Конечно, его сын Антон лучше меня знал характер своего отца, но я стал его фанатом после фильма «Необыкновенное лето» по одноимённому роману Константина Федина, снятого в 1956 году. Позже я догадался, что в образе героя Ю.В. Яковлева поручика царской армии Василия Даниловича Дибича К. Федин отразил детали биографии уважаемого мною советского маршала Михаила Николаевича Тухачевского.

Психологи утверждают, что дети являются отражением тех условия жизни, которые устанавливаются в семье. Судя по Антону, можно было сказать о том, в каких семейных условиях он рос. Ему, конечно же, (в чём я уверен!) в семье никто и никогда не угрожал, не затыкал рот, когда он пытался что-то сформулировать и высказать, даже если с ним не соглашались, то всё-таки деликатно пытались так объяснить, чтобы он сам понял свою ошибку и сам пришёл к правильному выводу, как её исправить.

Да, Антон, конечно, не был и не вырос в диссидента, но то, что в момент моей встречи с ним он был нонконформистом, с годами для меня стало очевидным. Как считают психологи, зачастую такими людьми вырастают дети «из толерантных семей, где часто разговаривают, где ко всем членам семьи относятся с уважением, где царит атмосфера принятия, и можно свободно говорить о своих чувствах, как положительных, так и отрицательных».

Больше я Антона в лагере не видел. Видимо, Юрий Васильевич приезжал за ним, чтобы продолжить отдых вместе. И после той встречи мы с ним нигде не пересекались, поскольку шли разными творческими дорогами. И только после его утверждения художественным руководителем театра имени Гоголя, когда в Интернете появились его фотографии, биография, я узнал, что он состоялся как человек во всех присущих нормальному человеку ипостасях, артиста театра и кино, режиссёра, и спокойно идёт по выбранному пути, служит искусству, т.е. на пользу людям, и порадовался за него. За того мальчика, что нашёл и реализовал себя в наше смутное время, не попал в колею шумных мажоров, куралесящих на подмостках жизни. На официальных и неофициальных фотографиях я вижу в его нынешнем облике то же самое лицо, которое помню с июня 1981 года. Тот самый пазл, который я складывал после той давней случайной встречи, полностью закрыт. Можно порадоваться тому, что у достойного человека вырос достойный сын, воспитавший своих достойных детей. Остаётся только пожелать им всего самого наилучшего.

VALE!